Практически все религиозные идеологии, так или иначе, строятся на том чтобы избавить или предохранить человека от страданий. Вся буддийская концепция направлена на прекращение или уничтожение страданий посредством детальной практики избавляющей от желаний. Иудо-христианская идеология вообще построена на неизбежности страдания в этом мире априори и обретении покоя в раю на том свете при условии терпения и праведной жизни здесь. Ислам идёт примерно туда же. Несколько особняком в этом смысле стоит язычество, но и там этому понятию выделяется значимое место. Возьмём, к примеру, словосочетание: «уборочная страда». И в атеистической философии не отрицается страдание. Пожалуй, именно атеисты ближе всех подошли к принятию страдания и боли в качестве движущего фактора (Г. Селье и последователи, теория развивающего стресса).

И древними и современниками, признаётся факт наличия в жизни человека страданий. Различны только толкования причин и способы исцеления. В современных идеологиях, например нью эйджевского толка или в постмодерне, страдание, от неправильного  устройства мира, по сути, является основным хоть и искусно завуалированным элементом. Вокруг которого, и разрабатываются всевозможные философские структуры разнообразных взаимоотношений с ним, а так же критерии личной и общественной жизни, призванные обеспечить жизнь с минимумом страданий. Этому правилу подчиняется подавляющее большинство религиозных, философских и культурных концепций всех времён и народов, в исключения попадают разве что теория эволюции Дарвина, теория развивающего стресса учёного атеиста Ганса Селье, театр жестокости Антонена Арто, да философия маркиза де Сада. Практически вся сила влияния религиозности на людей базируется на некой «заботе», благодаря предъявлению которой, люди и открываются для того или иного учения. Слово забота взято в кавычки потому, что собственно забота здесь сомнительна и спорна. Такого рода «забота» фактически внедряет в сознание человека имплантант искусственного мировоззрения, могущего служить человеку весьма относительно, а чаще всего напротив, порабощать его жизнь, превращая её в жертву, фактически, создателям идеологии и их преемникам.

Что такое счастье и когда оно наступает? Каковы условия его появления в жизни? Если подумать, то, как минимум, когда нет страданий. Согласившись с тем, что в человеке, в потенции, есть вся вселенная, и он может отражать в своей душе весь мир, то придётся признать, что не страдать в нашем мире, без ущерба для восприятия действительности, конечно, может только абсолютно пластичный и текучий человек. Подобный пустоте. Который равноценно, равнодушно, в известном смысле, параллельно относится к происходящему, не проявляя никакой своей воли ни за, ни против, и не имея никаких желаний. Может быть такие люди и были, может и есть, только о них ничего не известно. Наверно потому что они никак не проявляются в мире. По сути, для нас их нет. Они не участвуют в нашей жизни, потому что никак не влияют на неё, и не имеют никакой силы влиять, потому что нет собственно желания. Повлиять, то есть изменить можно, в мире образов и форм, как-то нарушив (в лучшую или худшую сторону, вопрос отдельный) существующий порядок вещей и событий. Если никак не нарушать и не изменять его, то и никакого влияния не произойдёт. Всё будет, точней всего сказать, происходить параллельно.  Жить в мире в любом случае значит, как то влиять не него и взаимодействовать с ним. Мир построен на взаимосвязях взаимообусловленности и взаимодействии. Если нет взаимодействия, нет и его следов, которые проявляются только тогда когда есть изменения, тут необходим ещё и поток времени.

Можно, в качестве наброска, попробовать поискать смысл такого «просветления» в разделении взаимодействия на сферы. Например, в мире форм полная текучесть и алертность, ведущая как раз к нестраданию, а в мире духа неравнодушное отношение к происходящему. И, к примеру всего лишь стремление познать мир. Но это условно. Не совсем понятно как быть с тем пространством тонкого в котором зарождаются явления плотного мира. Если при познании как то влиять на него, (наукой доказан факт влияния наличия наблюдателя на ход наблюдаемых процессов) то это несомненно приведёт к влиянию на ход событий плотных и взаимодействию с ними и их результатами. А как тогда достичь бесстрастия и управлять как китайцы — даосы и прочие по легендам, постигшие суть, маги, потоком событий, никак не влияя на него? Называется это у них практикой недеяния, которая к противоположности ведёт, в неё перетекая. То есть к настолько полноценному деянию насколько полноценное было недеяние. И возможно ли это? И если возможно, то где, в каком измерении находится тот пульт управления, к которому пробраться сможет только истинно бесстрастный недеятель? И пробраться ли? Может быть этот пульт сам приходит к истинному недеятелю? И зачем ему управлять, если он бесстрастный? Может не совсем бесстрастный и равнодушный? И что такое страсти? И как и чем они мешают управлять происходящим в себе и в мире? И какие мешают, а какие нет? Всё это вопросы, которые формулируются, когда акцент, то есть остриё внимания пребывает в мире логики линейной или плоскостной, но не многомерной. Если же позволить себе увидеть, что человек является существом даже не многомерным а многомернейшим, то получается что масса явлений может происходить одновременно, проецируясь к тому же на одну или близкие точки пространства, и наоборот, масса разнополюсных потоков времени может жить одномоментно в одном слое сознания – в восприятии себя в настоящем моменте, проявляясь как проецирование в будущее прошлого опыта, происходящее здесь и сейчас. Люди очень сложно устроены и потому тупиковой является стратегия поиска какого то одного наиболее правильного потока сил. Они все правильные, они все есть, потому что имеют причины, потому что их, потоки, можно назвать и описать. Нет смысла определять однозначно и всегда главного. Это тупик. Хотя и инстинктивная стратегия определения победителя для собственного выживания встраиванием в иерархию. Но выживания, чаще всего сведённого к телесности. И при абсолютизации оного, что, по сути, обычно и происходит, остальные части существа человека оказываются усечены и страдают в забвении.

Один из смыслов слова счастье можно обозначит как соучастие. Это не простая игра слов, соучастие и сочувствие и счастье по звучанию очень близки. Соответственно, счастье может предстать сочувствием и соучастием Миру и Творцу. Сочувствие и соучастие из приятия и понимания. И в соучастии, и в сочувствии нет заряда борьбы и противления, а есть как раз посыл присоединения, и, пожалуй, заботы. Заботы о том, что есть, без стремления это переменить. Возможно, как раз эти самые «параллельные» люди и счастливы. А мы – постоянно борющиеся с чем то и за что то, нет. Потому что в борьбе сталкиваемся с чем-то, насилуем, и страдаем.

Ничего не делать сложно, практически невозможно. Раз так, значит, надо организовать свою деятельность так, чтобы она происходила в унисон с тем, что творится в мире. Сразу этому не научиться, необходим порой длительный период практики. Проб и ошибок, накопления опыта.

Человек современности, и религиозный деятель, и профессионал психолог, и деятельный практик эзотерик, и простой обыватель, и ребёнок и взрослый стремятся практически любыми средствами уменьшить количество страданий и любых неприятных чувств-ощущений в своей жизни, а некоторые берутся ещё и за жизни других. По множеству причин сложилась доминанта: страдать – плохо, не страдать – хорошо. Почти вся религиозно философская методологическая система работает на неё. И вроде бы дело не плохое, всё просто — каждый сталкивался в жизни состраданием и после уже страдать не желает. Потому как больно и неприятно. И срабатывает инстинкт удобства, те есть, самосохранения. И порой мы готовы предать себя или другого человека, чтобы не страдать. То есть предать истину ради удобства. В этом смысле люди мельчают, то что поколение-два назад было нормой и воспринималось как само собой разумеющаяся часть жизни, или даже источник вдохновения, сейчас может повергнуть современника в состояние паники и потерянности, в депрессию. Сейчас модно слово помощь. Все зависимы от какой то помощи и чьей то поддержки, все висят на ком то или на чём то, на психоаналитиках, на кредитах, особенно это явственно в мире развитого капитализма. Наш народ ещё по объективным причинам во многом сохраняет навыки самостоятельности. За счёт личного, а не через адвоката соприкосновения с реальностью и реальностью не всегда удобной. В этом смысле развитость сферы обслуживания и законодательной сферы в рамках всевозможных демократий и прав человека имеет очень подлую теневую сторону. Она лишает человека самостоятельности и делает его зависимым от всевозможных органов власти и контроля. Самостоятельно – ни шагу, все действия регламентированы и должны исполняться специально обученными сертифицированными специалистами и это считается хорошо и гуманно. А человеку, обслуживаемому таким образом, остаётся только удовольствие от жизни получать. Только что то не ладно и в таком обществе, коренное население почему то не спешит размножаться. Капитализм стареет, и даже начинает вымирать, и пока в вопросе поддержания численности помогают мусульмане, индусы и китайцы которые генетически и культурно достаточно далеки от гуманистической идеологии. Страданиям в их жизни отведено больше места, но и плодятся они успешнее, чем насквозь продуманные жители Запада. Значит, жить любят. А Европейцы жить не любят уже, у них любовь к жизни заменилась любовью к потреблению, акцент сместился и пошёл перекос. Детей рожать хлопотно в мире демократии, вдруг не успеешь из за этого, что то новомодное потребить. Это не то, что индусам на земляном полу и с одной чашкой на десятерых, им-то терять нечего.

Так или иначе, все подвержены страданиям, или терпят неудобство. Как ни назови, суть, если приглядеться, одна. Некоторые делают вид, будто не страдают, вытесняя массу чувств и ощущений, дабы остаться в удобстве, и так отрезают от себя изрядную часть мира и вместе с ним  потоков информации, необходимой для правильного решения стратегических и тактических задач. Оставаясь, в, может, и удобном, но изрядно ограниченном мире.

Что происходит, если не бежать от страданий и прочих неприятных ощущений? Принять вызов жизни и повернуться лицом к её потоку. Возможно ли таким образом прекращение бесплодной, в общем-то, гонки за эфемерным покоем? Можно ли так прекратить пустой бег по кругу? Известно, что практически все люди переживают жизненные кризисы, болезненную ломку устоявшегося мировоззрения и затем своеобразного возрождения в новом качестве. А у личностей творческих часто бывает так, что вся жизнь – один сплошной кризис. Благодаря чему на свет появляются прекраснейшие творения души и разума. Будь человек в покое достатке и счастье, стремился ли бы он к познанию, что бы двигало им? Есть люди которыми движет осознание того что созидать творить это потребность, приносящая наслаждение. Но это осознание, как правило, происходит после того, как прожита масса боли и лишений и внутренние акценты расставлены соответствующим образом. Как результат опыта, не оставляющего никаких сомнений в ценности творчества и приоритете его над потреблением.

Во всех духовных, магических и оккультно-религиозных системах предусмотрены практики аскез, лишений и подвигов, по сути добровольного обречения себя на страдания, на какое-то время, или на всю жизнь. Пусть и приправленного или разбавленного надеждой на обретение благ. Делается это ради неких целей, и, по учениям, в конце, успешно преодолевшего аскезу, ждут некие награды. Даже в современном научно-атеистическом обществе человек ходит на работу – по сути, выдерживает аскезу, сколько-то часов в день находится в определённом месте и делает то, что ему предписывают, то есть, находится не там, где хочет, и делает не то, что хочет – страдает. И получает за это денежное, и иногда иное вознаграждение. О нынче модном обретении любимой работы разговор отдельный. Это, пожалуй, исключение. Даже в случае, когда есть желанное дело, всё равно остаётся масса рутины и ненужного хлама, который приходится ворочать, чтобы делать любимое. Так мир устроен. И единицы могут распространить свою любовь на весь процесс, самих себя и мир.

В аскезе можно увидеть принцип обмена – такого взаимодействия с миром, при котором я отказываюсь от привычного, естественного для меня потока событий и усилием воли предоставляю себя другим силам и потокам знаний и состояний и в результате получаю что то. Иногда награду, а иногда (в случае неудачного выбора направления аскезы) и неприятности. То есть я отказом от того что есть инициирую некий новый взаимообмен с миром. Часто это происходит по желанию Другого, то есть держим мы аскезы или страдаем потому что другие чего то от нас хотят. Всегда ли счастливо вознаграждается аскеза  большой вопрос.

Многие люди вообще ненавидят само страдание, и как только чувствуют его приближение, сразу опускают своеобразный отгораживающий занавес, результат отработанного механизма вытеснения, позволяющий убежать от опасности. Это ловушка. Оставляющая, такого  «умника», в темноте неведения относительно причин происходящего. Убежавший человек отказывается от познания, используя заранее отработанную схему. Потому что у него срабатывает заранее припасённое решение и думать и вникать в ситуацию ему уже не надо. Если же  сохраняется беспристрастное, в целом, отношение к происходящему и сила духа достаточна, чтобы не дать боли затуманить видение и осознание, то шанс сориентироваться появляется. Если не включаются механизмы защиты, искажающие или вовсе перекрывающие восприятие, то человек остаётся несломленным и сохраняет себя, пусть даже и переживая при этом изрядные неудобства. И, парадоксальным образом, если я иду навстречу боли и не борюсь с ней, а стараюсь разглядеть в ней силу и её направление, не ненавижу, а уважаю её, стремлюсь увидеть смысл, стоящий за ней, а не стремлюсь уничтожить, боль превращается в потоки ощущений, чувств и мыслей. И силы совершенно уже иные, боль, таким образом, часто превращается в знание. В знание того, что стоит за болью, тех причин и закономерностей, которые её вызвали. После обретения этого знания, появляется возможность управлять происходящим, направляя движение в разных слоях сознания по своему выбору.

Если совместно со страданием иное состояние и чувства наполняют сознание, например надежда, или любовь, или страсть, или предвкушение достижения то страдание переносится гораздо легче, а порой и вовсе не заметно. Есть ли это уход от действительности или просто напросто правильная методология? Может быть, поэтому многие люди боятся уединения и покоя, им надо, чтобы постоянно что-то происходило в ближайшем окружении, иначе проступает внутренняя боль.

Результаты от взятого на себя страдания в труде или подвиге напрямую зависят от мотива, с которым это делается. Не всегда страдание приводит к положительному результату и бывает полезным. В каких же случаях страдание полезно, а в каких бесполезно? Бесполезно, наверное, в том случае, если инициатива пострадать идёт от самого человека, отражением его представлений и способом реализации желания получить что то, и не является предложением мира, вызовом. В таком случае это больше напоминает игру по определённому сценарию с навязыванием его окружающим. Причём игра эта направлена исключительно на людей, и неприменима для животных.

Что же или кто во мне страдает? Или что-то принадлежащее мне, то, во что я врос своей тонкой чувствующей частью, например, моё тело, или мой близкий человек, изменяется, и я не успеваю за изменением и потому тесно мне или наоборот пусто, и больно. Зачем, почему врос туда? Нужно ли это? И нужно ли мне успевать? Может просто отключить чувствование – замереть или умереть для этого кусочка себя (или не себя?)? Или это вообще не я, а иллюзия, и нужно, как учат многие, вообще отключиться от этого мира суетного и несправедливого и попасть в рай за своё бесстрастие? Но что то неодолимо тянет в мир этот…

А может быть, страдать моя святая обязанность, которая каким-то неведомым пока мне образом развивает меня? И ни в коем случае нельзя пропустить ни секунды от этого занятия? Или я должен страдать, потому что я есть, и своим наличием доставляю кому-то неудобство, и в первую очередь, родителям?

Душа страдает? Да, моя душа страдает. От чего? От боли, которая происходит от избытка или от недостатка. Значит, наверно, есть или может быть некая мера для состояний, матрица, в которой нет страданий? Или не может, потому что бесконечное количество разнонаправленных процессов никогда не оставят душу в покое и вторгаются одновременно в одно и то же её пространство?

А дух страдает? Страдает. Когда томится в неволе у своих же желаний. У своей же воли, до тех пор, пока она не реализована, пока не исполнена.

Раз что-то страдает, значит, живое. Значит чувствует, ощущает. Значит, жить — это чувствовать и ощущать. Само таинство жизни заключается в этой способности, данной богами. Раз они её дали значит сами чувствуют и ощущают. Или точнее могут чувствовать и ощущать.

Что же происходит с человеком, который подвергается страданиям? Как они действуют на него и к чему приводят, к какому поведению и внутренним процессам? Какое страдание объективно, а какое субъективно? Или оно всё субъективно и некий «просветлённый» не страдает? Или некий «просветлённый» просто сумел ловко отключить в себе то, что может испытывать страдания? И просто не чувствует их и наслаждается жизнью? Как тогда ей наслаждаться, если чувства отключены? Как то избранно? Возможно ли такое без вреда для полноценного восприятия мира? Или некий «просветлённый» как то сумел сделаться лёгким и подвижным, чтобы течь и меняться вместе с миром? То есть смирился. И возможно ли при таком раскладе влиять на происходящее? Есть ли страдание не в мире форм или образов, где обязательно есть противоположности, а в мире сути, где противоположностей ещё нет и всё едино? Или там всё равно есть страдание только своё, что-то вроде смутного томления от собственной непроявленности и неосознанности кто же, и какой же я?

Почему христианская Богородица, индуистский Шива и боги других религий, порой являются к тем людям, кто много пострадал по жизни, и объявляют, что чаша выпита, и, теперь их крыло покрывает этого человека, который даже иногда делается святым и приобретает некие дары. И правда ли это? И почему не ко всем страдальцам являются они? К каким именно людям они является? Чем они отличаются от остальных? Может быть тем, что не бегут от страданий?

Что же происходит, если человек находит в себе силы и мужество не ускользать от своей ноши и не сваливать её на кого-то другого, не  прятаться и не врать ради избавления? Очевидно, что повернувшись лицом к своей доле, и отказавшись включиться в игру в козла отпущения, он оказывается в неудобных и трудных ситуациях, выход из которых пока не известен. И это вынуждает его, сосредоточившись на самом себе, искать способы и силы для решения задачи. Так человек, чтобы выжить, телесно, личностно, душевно или духовно, поневоле обращается внутрь, познаёт себя, учится и развивается. Причём обращается к чему-то новому в себе, к тому, что раньше не пригождалось для жизни. Выжить в данном случае значит продолжить жить, не потеряв, не задавив что-то в себе, ради выгоды, а приобретя знание и опыт, либо оставшись при своих. Или пережить потерю стойко, приняв всё, как есть без бесплодной и разрушительной рефлексии. То есть, происходит то, чего не случается при ускользании из страданий и попытке сохранить привычное удобство, модели поведения и состояния в которых обычно живёшь. Решённая таким образом ситуация превращается в освоенное пространство и ресурсы, силы, и собственно страдание и боль исчезают, потому что человек научился быть в мире и ладу с тем что раньше казалось непреодолимым и несущим опасность, смерть. Тот же, кто ускользает от прохождения испытаний, не растёт, но наоборот, раз от раза усекает себя, не давая хода своим возможностям в угоду быстрой, привычной победе. Оставаясь своеобразным ремесленником, пользующимся одним и тем же приёмом во всех многообразиях ситуаций. И обреченным, в общем, бродить в потёмках случайностей. Значит, без принятия вызова, и без риска путь и развитие невозможны. И успешное прохождение испытаний порой вызывает милость и особое покровительство богов, возможно, тем людям что постигли суть этого процесса и более не нуждаются в таком движителе. Возможно, они переходят на иную ступень развития, или путь добровольного служения и отдачи. К тем же, кто норовит зарыть свои таланты, автоматически применяется движитель в виде вынужденности и страданий. Это гипотеза.

Так или иначе, страдание движет людьми, и даже телесная боль является охранительным фактором, берегущим само тело от порчи и разрушения. То есть в страдании угадывается и созидательная функция – оберегающая, если превышен некий  порог, опасный для целостности, появляется боль. И образ продолжает жить, не подвергаюсь  разрушению. Значит у каждого живого образа, будь то человек или комар, так же и для каждого органа тела, а так же души и духа есть своя чувственная матрица целостности. То есть какой-то набор состояний связанных с образом и обуславливающий его свойства.

Очевидно, что в проявленном мире – мире воплощённых форм страдание практически неизбежно. Душа и дух, а так же и Личность, обременённые желаниями, целями и слоем человеческой культуры не успевают подстроиться под бесконечно меняющиеся качественно и количественно потоки. Если бы не было целей и желаний… Но они есть, и это усложняет вопрос, по сути делая из жизни сверхзадачу. Потому многие идеологические и философские школы стараются бороться со всяким желанием, применяя для этого разнообразную идеологию и методологию, и, с разным успехом. Ясно, что чем больше конкретных желаний-нежеланий привязанных к каким-то формам качествам состояниям событиям и явлениям, и чем они сильней, тем сложней их осуществить и тем мучительней их неосуществлённость. Есть ли некий минимум желаний, не ведущий к страданиям? Или всё субъективно? Существует масса, если определить в целом, несистемных подходов для уничтожения страданий. Как ни странно, человечество так и не додумалось применить хоть сколько то системный подход к изучению вопросов боли и страданий. Большинство идеологов и практиков соскальзывают либо в образ Героя Спасителя, либо в образ Жертвы. Есть, например, хитрецы, которые стараются присвоить происходящему только и сугубо положительную оценку, подменяя всё многообразие мира тем что они хотят видеть, находясь на своём крючке позитивного мышления. Этот путь практически сразу ведёт к задолженности Люциферу, который является великим учителем реальности и ведает творческой силой, посредством которой возможно сотворить некий новый, иной, чем раньше, образ, а так же силой и способом подменить одно значение и смысл другим. Если человек использует эти силы из страха или корысти, он неизбежно попадает в ловушку неведения, сотворённую самим собой потому, что он сам не желает видеть мир, таким как он есть. Такой человек старается творить в своём сознании только то, что он хочет и в идеале, больше ничего. Но в реальности не получается совсем отделиться от мира и уйти в свои творческие иллюзии и проекции, взаимосвязи и взаимообусловленность с миром дают о себе знать и возвращают человека к действительности порой весьма болезненным образом. Обычно сначала иссякают средства к существованию. Это суть замещение. Отказ от видения. Итог – тьма и неизбежные страдания, только несколько отсроченные. Другие просто включают механизм не чувствования. Что так же является отказом от видения-восприятия. В итоге то же страдания.  Кто-то напротив, старается страдать больше, выдумывая себе для этого различные поводы и способы. Но если приглядеться и здесь присутствует самообман, так как обычно причиняемые себе страдания и не страдания вовсе, а что-то вроде привычной рабочей нагрузки, к тому же с разного рода выгодами. Аскеты, и прочие практикующие воздержание, рискуют попасть в мазохистскую зависимость от страданий, и в страх получить удовольствие от жизни и задолжать за это. Страх и прочие переживания по поводу правильности своих действий, часто, в таких случаях, сопровождаются сладостным самопоеданием с неизбежным втеканием в образ жертвы. Который удобен, и из которого очень сложно выбраться. Это другая крайность. Снова замкнутый круг. Разорвать который, уже тысячелетиями пытаются лучшие умы человечества.

Соответственно, без тонкого, тщательно и системно, что очень важно, воспитанного чувства меры сложно обойти все крайности. Так же совершенно не обойтись без мира невидимого обычным глазом, тонкого, того что древние называли Пустотой. Пустота эта воспринимается пустой только с точки зрения видимого, зримого глазом мира, а на самом то деле тонкоматериальные пространства Пустоты доверху наполнены всевозможными образованиями и потоками дающими начало зримому.

Чем может помочь Пустота? Гипотеза такова – если сместить акцент внимания и всего восприятия  ближе к тонкому миру, не совсем погрузившись в него, но заметно сильней чем обычно, проявляется способность взаимодействовать не столько с формой объекта нашего зримого мира, сколько с сутью его, которая сама по себе не является такой жёсткой как зримая форма и потому не травмирующей а похожей, по сути на то человеческое, что с ней взаимодействует, то есть на Душу и Дух и их чувства. Они во многом сродни. И в тонком гораздо больше возможностей установить взаимодействие, запустить движение туда куда необходимо чтобы избавиться от обездвиженности, главной, пожалуй, причины боли. Есть, конечно, весьма ядовитые и весьма устойчивые тонкие субстанции и здесь надо быть внимательным и соблюдать специфическую осторожность. Но к счастью или к несчастью люди почти отвыкли воспринимать тонкое и процесс развития или раскрытия этой чувствительности небыстрый, и нужно очень постараться, имея массу усложняющих и отягощающих чувствование аберраций, извращающих и замедляющих усилия духа, чтобы навредить себе. Иначе говоря, современный человек довольно плотно закрыт и процесс раскрытия чувствования постепенен и это является автоматической защитой. В исключения попадают люди находящиеся в промежуточном состоянии, когда чувства раскрываются, но ещё не отработаны механизмы взаимодействия и самонастройки.

Если мы взаимодействуем с миром более на тонком уровне, чем на плотном, то он нас не так жёстко обусловливает, потому что вариантов развития событий там неизмеримо больше. И соответственно, больше свободы. Это не означает, что надо почти целиком уйти только в тонкое. Как, стараются спастись от страданий, разного рода духовные торчки, горе искатели. В мире явном необходимо оставить изрядную часть внимания, но, пожалуй, не главную. Достаточную, чтобы уберечь тело от столкновений с предметами и отправления необходимейших функций (гигиенических и общественных). Остальное происходит в тонком, посредством бытия всевозможнейших состояний. Что и требуется.

Эта позиция мировоззрения напоминает положение о том, что приблизившийся к пониманию божественного перестаёт страдать и обретает какую-то особую жизнь.

В свете вышеизложенного рождается мысль, что страдание является одним из ключевых моментом жизни, и без него не было бы никакого развития, а просто происходило бы уроборическое перемешивание в самом себе смутного бескачественного чего то, напоминающего бесформенную слизь. Чтобы уйти от страданий мы пускаемся в движение. И как бы это ни выглядело, поиском или бегством, в итоге это путешествие, результатом которого является некий пройденный путь.